Аллея красных роз

Мы с Наташей не виделись лет сто. Казалось, только вчера она бегала на пятках по квартире в полуспущенных колготках, а сегодня ей исполнилось 26, она четыре года как переехала в Москву и работала автором песен у различных модных групп.

Я уехал из родительского дома в 16, поступил в МГИМО. Меня влекло светлое будущее, я даже не скучал по родне, по Наташке, которая плакала, когда я уезжал, ревела навзрыд, а я только улыбался, запрыгивая на подножку поезда. Я был счастлив, меня ждала столица и свобода. Я обещал вернуться... И соврал. Я ни разу не приезжал домой. Да что там, когда она переехала в Москву, я ни разу её не навестил. Только звонил поздравить с днём рожденья.

Сам я от переводчика в маленькой компании вырос до большого издательства, и хватало мне не только на хлеб, но и масло с икрой, и прочие сопутствующие блюда.

И вдруг, она мне позвонила.

— Вадимка, здравствуй, старый ты негодяй! — зазвенел в трубке её радостный голос.

— Таша! Как я счастлив тебя слышать! — я подскочил на диване: я действительно был на седьмом небе, у меня даже засосало под ложечкой.

— Короче, братец, я с мужем поругалась, мне надо выпить. Подъезжай к «Пирамиде» через час.

— О'кей...

— Ты — моя ласточка! Чмок! Ах, да, шестой столик. Я заказала. До встречи!

Когда она появилась в светлом, богато убранном зале, у меня перехватило дыхание. Я, конечно, понимал, что передо мной предстанет не девочка 12-ти лет в ситцевом платье со сбитыми коленками, но к такому, всё же, не был готов.

Белоснежная, в длинном облегающем платье цвета крови, огненно — рыжая, она была похожа на ангела. Лёгкой походкой состоявшейся обеспеченной женщины, небрежно отряхивая от холодных снежных искр кроличий полушубок, она приблизилась к столику, широко улыбаясь, вызывая общее оцепенение у мужской половины зала, которые, несомненно, люто возненавидели меня тут же. Я мог бы встать и заявить во всеуслышание, что я всего лишь её брат, но, чёрт возьми, мне льстила их зависть.

Наташа обняла меня свободной рукой так, что я прижался на миг к ложбинке между грудью и плечом.

— Привет, Вадим Александрович, — хихикнула она, усаживаясь напротив.

— И тебе здравствуй, Наталья Александровна, — фыркнул я, с удовольствием её рассматривая.

Воистину, моя сестрёнка превратилась в обворожительную женщину. В ней, как в Чеховском идеале, всё было прекрасно, от взгляда зелёных глаз до элегантных движений тонких рук в увесистых кольцах.

— Как живёшь?

Я поднёс зажигалку к её ароматной сигарете: курила она только через длинный мундштук. Это я знал из пафосных дорогих журналов, которые бились на смерть, лишь бы получить разрешение напечатать её фотографию.

Таша тряхнула крутой химической завивкой и усмехнулась.

— Как жид при третьем рейхе, — сказала она и поморщилась. — Батрачу, вкалываю в спортзале, попутно контролирую ремонт в квартире, езжу по студиям всех этих полурэперов, по сто раз объясняю им, что не хочу с ними дёрнуть и уж тем более не кайфую от их попыток меня полапать... Прелесть, правда?

— А что Таир?

— О, продюсирует очередную попку. Ахиллесов труд! Целыми днями по магазинам, примерочным, барам... Ему идёт диета на Курвуазье — к ночи лыка не вяжет и не пристаёт ко мне со своей восточной любовью, — она изогнула бровь и улыбнулась широко — широко, радостно и саркастически. Я вспомнил, что в 18 лет ей поставили скобки, чего она очень стеснялась. Теперь не знаю, кто делал ей алмазное напыление, но зубки выглядели на миллион долларов.

— Н-ну? А ты как?

— Перевожу помаленьку, — улыбнулся я. — Покупаю мебель в квартиру. Всё банально.

— Да, банальность губит людей, — вздохнула она, нахмурилась и крикнула. — Гарсон! А почему бокал мой пуст?!

— Ташка, ты чего? — тихонько фыркнул я. — Тут так не принято.

— Да что ты говоришь? — скривилась моя очаровательная язвочка.

К нашему столику быстро подскочил элегантный от ушей до ботинок официант. Я уже готовился выслушать замечание, когда она подала ему руку. Мужчина, разомлев, поцеловал её.

— Госпожа Трубицкая, — с должным уважением проговорил он. — Как я рад вас видеть. Что вам подать?

— Алексей, будьте добры текилы. Бутылку и две стопки. Лимон, соль, всё как обычно. Кстати, знакомьтесь, мой старший брат, Вадим.

— Моё почтение, — он поклонился мне. — Сию минуту.

Он убежал выполнять заказ.

— Госпожа Трубецкая? — я вскинул брови.

Наташа таинственно прикрыла глаза, оттянув пальчиком тонкую цепочку на шее.

— Хозяин мой друг, — улыбнулась она. — Есть свои прелести в богатстве и популярности. Хотя, я ведь боец невидимого фронта. Все слушают мои стихи, но никто в лицо меня не знает. Тебя, кстати, тоже.

— О, не переживай так, — хмыкнул я. К опыту и лоску я приобрёл ещё и цинизм.

— И не думала, братик. Всё равно, песни — полный отстой. Ты погляди, что писать приходится, — она достала из сумочки листок и протянула мне.

Я пробежал глазами написанное. У неё был по-детски милый почерк: круглые буковки плясали и махали хвостиками.

— Кто обманывал нас с момента зачатия,

Заставлял жрать, спать и ходить на занятия,

Которые, в сущности, ничему не учат,

Они лишь сплотили нас в безумные кучи

Одиноких уродцев, желающих знать,

А потом жрать, спать, срать и снова жрать...

Я кашлянул.

— Таша, но это же... по-моему, здорово, — искренне сказал я, поразившись злобе и хлёсткости, как удар кнутом, рифмы и слов.

Она выпустила дым.

— По правде, это было написано от души. Но подходит такая порнография взбешённому рэперу, которому продали бутор вместо травы. А я взрослая женщина.

Она перестала улыбаться, и мне стали заметны морщинки в уголках глаз и губ под макияжем. Видимо, она долго училась натягивать беспечную улыбку на лицо. Законы шоубизнеса. Мне, почему-то, стало невыносимо грустно.

— Ты говорила, у тебя проблемы, — как можно осторожнее сказал я.

— Нет. Я сказала, что поссорилась с мужем и хочу выпить... Спасибо, Алексей. Вадим, поухаживай за сестрой.

Я разлил текилу. Таша деловито насыпала на руку соль.

— Ну, братец, за всех, кто счастлив в браке, — она слизнула её и махнула в себя стопку.

— Так, что у вас случилось? — я поморщился. Никогда не любил это пойло.

— Всё банально. Он мне изменил — я взбесилась, — рассмеялась она.

— Он что?!

— Не кипятись. С кем не бывает.

— Подожди, так, ты что, собираешься его простить? — мои брови, видимо, подскочили так высоко, что Наташа поперхнулась.

— Вадимка, что такое? Держи себя в руках, ради Христа, — смеялась она, закрывая рот изящной ладонью. — Или в тебе запоздало проснулись родственные чувства и ты, как старший брат, решил вступиться за сестрёнку? Смотрю, в глазах горит желание немедля броситься и морду бить злодею? Не стоит, братик, ведь, грустить я долго не умею. Сейчас бокалы опустеют, грусть уйдёт, фантазия нас в сумрак снежной ночи унесёт... и ноющая боль пройдёт, отпустит сердце. Вам скажут: вечная любовь — не верьте, — она нахмурилась и фыркнула. — Вот бред. Извини.

— Это ты сейчас придумала?

— Нет. Домашняя заготовка. Как в КВНе. Наливай, давай!

Я повиновался.

— Теперь понятно, почему ты так много зарабатываешь, — улыбнулся я. — Но, уйти от темы я тебе не позволю. Как ты узнала об этом?

— Трудно было не заметить. Он был с этой цыпочкой в нашей кровати, — Таша залпом выпила и стёрла слезинку, которую текила выдавила у неё из глаза.

На этот раз чуть не поперхнулся я.

— Я прибежала домой просто переодеться, а потом бежать дальше по своим делам. Не могли, что ли хоть пять минут тихо полежать?

— И что ты сказала?

— Простите, что помешала...

— Как?!

— Боже, а что я должна была сказать? Когда из меня здесь едва проститутку не сделали, кто мне помог? Когда мне жрать было нечего, кто кормил? Когда на работе на меня недостачу повесили, кто меня из ментовки вытащил? Ты, что ли, Вадим? — она несколько секунд смотрела на меня и опустила глаза.

Может, мне показалось, но я заметил искру отчаяния и боли, мелькнувшую во взгляде, и почувствовал стыд. Мои щеки вспыхнули, я очень надеялся, что не покраснел. Наташа, скривившись, кинула в рот лимон и подпёрла голову рукой.

— Сколько я пахала, Вадь, — она вздохнула. — На него, между прочим, пахала. Как папа Карло. Я спала в автобусах, метро, терминалах, согнувшись в три погибели. Застудила почки, сколько по гинекологам бегала — не перечесть. Ты знаешь, что я детей иметь не могу?

— Нет, — еле слышно сказал я.

— А что ты вообще знаешь о своей семье, Вадим? — она рассмеялась. Горько так, обвиняющее.

Наташа сама налила себе и выпила. А когда продышалась и заговорила, голос был совсем другой. В нём отчётливо слышалась та девочка 12-ти лет, которую он оставил на попечение родителей, а оказалось, попросту бросил.

— Я пришла к выводу, братец, что все мы в итоге ждём звонка, — она улыбнулась, широко, по привычке. — В самые поганые минуты нашей жизни, один единственный звонок, от кого угодно, может выдернуть с того света. Голос, который просто так спросит, как дела, может спасти, — она не спеша сняла дорогие широкие браслеты с каждой руки и в приглушённом свете ламп я увидел выпуклые бледные шрамы.

Таша внимательно посмотрела в мои расширившиеся от ужаса глаза и одела их обратно.

— Я ждала твоего звонка. Думала, может, именно сегодня, впервые за много лет, ты наберёшь мой номер. Нет. Номер набрал Таир, когда вернулся домой. Ноль три.

У неё задрожали пальцы. Наташа уронила стопку, и та, глухо звякнув о край стола, упала на покрытый ковром пол. Она нагнулась, чтобы поднять, и я нагнулся, сам не знаю, почему, схватил её за руку. Наташа растерянно посмотрела на меня. Я опустился на колено перед ней, я готов был даже ползать, лишь бы она простила меня...

— Вадим, не надо, — она улыбнулась и погладила меня по волосам. Я поймал и эту руку, сжал вместе тонкие, пахнущие духами ладони и поцеловал их, прижался лбом к коленям в подоле платья. Я бормотал что-то, наверное, глупые извинения, не помню. Помню только, как она подняла моё лицо и попросила сесть.

Мы ещё долго разговаривали о всякой ерунде. Я всё удивлялся, как она могла столько пить и почти не пьянеть. Потом я расплатился, и мы вышли на улицу. На нас сыпался снег.

— Проводи меня в гостиницу, — она зябко куталась в шубку. Снежинки падали на длинные ресницы. — Не хочу сегодня домой, сам понимаешь.

— Ты можешь остаться у меня.

— Не хочу быть обузой.

— Наташа, — я посмотрел на неё так сурово, как мог.

— Ладно, — фыркнула на это она и махнула рукой. — Веди!

В такси она положила мне на плечо голову и очень чутко задремала.

— У тебя нет симпатичного друга? — мурлыкнула она.

— Зачем тебе? — усмехнулся я.

— Отомстила бы подлецу, — шепнула Таша мне в шею, оставив влажный след.

— Есть, но они все геи.

— Зараза...

— Ничего себе!

Я снял с неё шубу. Наташа восхищённо осмотрела квартиру. Да, я не поскупился ни на площадь, ни на обстановку.

— Пошли.

Я взял её за руку и повёл в спальню. К своей кровати я относился очень щепетильно, но для неё мне ничего не было жалко. Я скинул покрывало в кресло, обнажив белоснежное бельё.

— Посплю на диване, — сказал я, снимая пиджак. — В ванной халат, полотенца. Может, хочешь вина? Или чего-нибудь горячего?

Я повернулся, и в этот момент Наташа поцеловала меня. Если вы думаете, что это была невинная сестринская ласка, то сильно ошибаетесь. Она изящно и легко прильнула ко мне, обняв рукой за шею, без труда проникнув ко мне в рот, и я разделил с ней вкус мятной жвачки, которую нам принесли вместе со счётом. Странно, но у меня и в мыслях не было её оттолкнуть. Наоборот, я моментально вспыхнул, обнял её и закрыл глаза, наслаждаясь моментом. Всё же опьянела, девочка моя. Сейчас, вот сейчас всё закончится, она сонно хлопнет ресничками, я пожелаю ей спокойной ночи и уйду.

Я действительно так думал. До того, как она, прервав поцелуй, посмотрела мне в глаза. Смешно, я всю жизнь мечтал, чтобы женщина посмотрела на меня так, как тогда сестра. До сих пор не понимаю, куда подевался мой здравый смысл, но от её еле заметной улыбки, разрешающей сделать всё, даже то, о чём думать не смел, у меня помутился рассудок. Я толкнул её к кровати, впиваясь, как голодный зверь, в её губы с лёгким привкусом помады, пока Таша расстёгивала мою рубашку и брюки, стонала и перехватывала дыхание, подставляя моим поцелуям холодное лицо и шею. Я нащупал пальцами тонкую молнию на платье, но никак не мог расстегнуть: то ли слишком торопился, то ли от нетерпения сорвал замок, но в итоге на мне, кроме белья уже ничего не осталось, а я всё мучился с клятой молнией.

— Рви, — сбивчиво прошептала она прямо мне в губы. — Порви его к чёртовой матери! Мне всё равно...

Раньше, чем я успел задуматься над её словами, я услышал, как дорогая хрупкая ткань под моими пальцами треснула, и платье упало к нашим ногам.

Я опрокинул её на кровать и упал сверху, приподнялся, чтобы посмотреть на неё. Влажно блестели глаза, приоткрытые губы, кудряшки рассыпались по подушкам рыжим огнём. Кожа была белоснежной, я трогал её губами, поцеловал каждую родинку, каждый едва заметный шрамик. Я всё время смотрел на неё. Я хотел до мелочей запомнить выражение её лица, как она закусывала нижнюю губу, в упоении закрывала глаза, беззвучно открывала рот, чтобы глотнуть воздуха. Моя сладкая девочка. Я не мог налюбоваться ею. Не помню, сколько раз мы занимались любовью в ту ночь, но не знаю, когда заснул.

Утром её не было рядом. Только подушка, пахнущая её волосами и записка:

« Вадим. Дорогой мой Вадим. Надеюсь, всё случившееся останется между нами. Прости. Знай, я ни о чём не жалею. Приглашаю тебя на презентацию нового альбома «Кафки», «Аллея Красных Роз», 18 декабря, в «Маэстро». Я посвящу его тебе. Будь там. Я люблю тебя.

Таша».

Я заставил себя придти. Я боялся увидеть её снова после всего этого, посмотреть в глаза. Она, конечно, была в центре внимания, красивая, счастливая, лёгкая, оплетённая тонким чёрным кружевом наглухо закрытого платья. Рядом суетился, мелко и по-восточному, Таир. Мне невыносимо было видеть его. Но, после того, как она меня заметила, Наташа не отходила от меня весь вечер, умело сплавив куда-то мужа. Мы не говорили о прошлом. Нам было всё ясно без слов. Улучив минуту, она ловко затащила меня за пышную портьеру, быстро и страстно поцеловала там и сказала, что Таир уезжает на неделю, и она поживёт у меня. Боже, целая неделя! Моё сердце колотилось пойманным зайцем под нежные аккорды нового хита, вживую исполняемого на небольшой сцене. И, хотя в нашей жизни было много любви и встреч, помню я именно тот вечер и звучащие в голове слова припева:

Твой поцелуй — в моих ладонях

Глаза блестят от тёплых слёз.

Мы оба венчаны любовью

В моей Аллее Красных Роз...