Групповое истязание жены на глазах у мужа

Всё о чём вы прочтёте и узнаете, станет моим откровенным признанием пред вами, пред собой, пред моей слабостью, стыдом и унижающей блажью. Теперь я и ненавижу ЭТУ пробуждённую часть себя, но и без неё не в силах жить, так как более НИЧТО не способно так будоражить моё сознание, воспаляя его неимоверным возбуждением от которого всецело холодеют конечности, после чего всё тело и разум переворачивается верх дном от неописуемого оргазма.

Описывая свою жену мне проще всего подбирать к ней только нежные эпитеты, полные любви и восхищения её миловидной привлекательности. Она у меня красавица. Я только увидел её и сразу почувствовал слабый отголосок ревности за ещё возможное наше совместное будущее.

Но конечно отвергал его, блокировал эту странную мысль о предполагаемой ревности к другим мужчинам и даже тем более — измене. Боялся, даже произнести это грязное слово... Я тогда не соглашался с внутренним голосом, что такую прелестную женщину невозможно не ревновать к другим, что на неё заглядываются многие и ещё раз многие. Только как я мог устоять от её обаяния, растаяв от любви? Увидев её, я обомлел. Ей тридцать, она крашеная блондинка с тонким носиком и узенькими розовыми губами, меж которых белеет ровный ряд лёгкой улыбки. Все её черты лица и пластика движений женственны и нежны. Фигура у неё миловидна: невысокая, с широкими бёдрами, узкими плечами, мягкой персиковой грудью второго размера (чуть припадающей книзу), молочного цвета гладкой кожей, и с немного обозначенным животиком. Одеваться она умеет, всегда выгодно и строго преподнося свои плюсы.

Порой, даже невольно ловишь себя на мысли, что она точно знает, что всё это обязательно оценят мужские глаза. Макияж — неброский, лёгкий, еле уловимый, за исключением глаз, которые всегда черны в подводке в таком сногсшибательном сочетании с белыми волосами, которые тоже по-деловому подзавиты на концах локонов, убраны или ободком или заколкой на затылке. Вся её работа оставляла на ней невольный отпечаток, только крася в сдержанных платьях, пиджаках, блузах и кофточках под звон каблучков, приподнимающих икры, затянутые в капрон. А когда я узнал её ближе, то вообще мог видеть только ангела в этом нежном теле, которое почти не знало ласк. Она оказалась стеснительной и робкой в сексе. Я и не требовал от неё никаких оральных ласк или поз. Я любил её, мне этого было достаточно, как и ей. Всегда секс был между нами, как вечерний акт нежности под одеялом под приглушённым светом ночника глаза в глаза, а потом поцелуи и сон в обнимку. Нам было так хорошо, о другом мы и не мечтали, будто в жизни претворяя увиденное романтическое отношение друг к друга из какого-нибудь лирического фильма.

Всё началось с её назначения... Все мои внутренние терзания, беды и горькая запретная сладость, которая унижает во мне мужа и мужчину. Это сочетание чувств бесконечно во мне и я не в силах ему противостоять. Уже нет, после того переломного момента...

Как обычно утром, мы собирались на работу. Позавтракали кофе и бутербродами. Она сказала, что сегодня как раз будет неделя, как её назначили заместителем декана, и можно было бы вечерком позволить съесть тортик. Я поцеловал жену в её закрытые губа, даже не касаясь их, чтобы не размазать слегка розовую помаду. Она заботливо поправила мой галстук, и мы поехали. Я высадил её у входа в институт.

Добравшись до своей работы, я обнаружил, что дел у меня почти нет. Начальник мой уехал в командировку с начальником повыше всех нас, поэтому меня никто не контролировал. Можно было по-быстрому ещё раз проверить хорошую работу главного компьютера, сеть, интернет и обновить купленный принтер. Я проторчал на работе до двенадцати и решил съездить к своей жене, чтобы сделать сюрприз и к часу (к обеденному перерыву в институте) угостить её купленным тортиком с шоколадным кремом. Мы могли бы закрыться у неё в кабинете и попить чай. Я знал, как она обрадуется.

С тортом я вошёл в институт, вахтёрша поздоровалась со мной, хорошо зная, что я муж одной из преподавателей, и я начал следовать вдоль дверей по коридору.

Был месяц июль. Студентов почти не было, а может быть, все они заседали в столовой?

Заметив издалека кабинет свой жены, я начал стремиться к нему. Дверь была закрыта на замок. Я открыл её ключом (который всегда носил на связке с другими) и вошёл внутрь. Напротив меня через несколько шагов стояли три стола помощников декана по разным делам. Все они были пусты, но я быстро отыскал своей жены по её сумочке возле монитора и сотовому телефону. Решив, что просто положу свой сладкий подарок с запиской позвонить мне, уйду и посижу в машине. А когда она вернётся и найдёт его, и позвонит, то скажу, что я ближе, чем она думает, и прибегу на чай. Будет приятный сюрприз. Я оставил подарок и только хотел уходить, как услышал за дверью (это был кабинет декана, а где стоял я и были столы это приёмный кабинет) отчётливый голос своей супруги.

— Мне и думать нечего. Лучше я опять буду простым преподавателем экономики, чем это все. Извините, но я пойду.

Я замер, побоявшись, что сейчас все выйдут из кабинета декана, где, наверное, собрание и увидят меня. Но оттуда никто не выходил. Там раздался мужской голос. Он был такой нахальный.

— Никуда вы не пойдётё, Юлия Романовна. Мы вам ещё не разрешали.

За ним сразу же рассмеялись двое мужских голосов.

— Нам не о чем говорить, — сказала моя жена своим нерешительным тоном.

Мужики опять посмеялись, и в этом смехе был азарт и злость. Раздались звуки скрипа стульев по полу, шаги.

Я с подозрением, что всё мне это только кажется, подошёл к двери и увидел в её щель просторный кабинет декана со столом. Рядом со стулом стояла моя жена. Её лицо было испуганным и белым. Вокруг по обе руки были два крупных мужика, а напротив ещё один. Все они были в строгих костюмах и в галстуках. Их дорогим одеколоном ударило в щель, откуда я незаметно подглядывал. Они смотрели на неё с пристрастием. Смотрели не так, как я это делаю с нежностью и в глаза. Их интересовало её тело и только. Они выражали это слишком развязно, откровенно пялясь сальными блестящими взглядами на попку моей жены, на грудь моей жены, чуть выглядывающую из линии декольте сиреневой блузы. Один (тот, который в центре — декан) через грудной сдавленный смех подмигнул около моей жены, как будто подговаривая уже оговорённое ранее.

Большая кисть мужика опустилась на выпирающую заднюю часть попки моей жены и резко ущипнула. Как будто прицениваясь к мясу в магазине, он пообещал остальным:

— В самый раз, вам понравиться наша Юлия Романовна.

Снова раздался мужской развязный смех, не предвещающий ничего сдержанного и воспитанного.

— Вы что делаете? Я замужняя женщина, — вставила моя жена, потирая место щепка. Ей там, наверное, было больно. Она не привыкла к этому, я её только там нежно гладил...

— Да ладно, что ты, как маленькая. Баба уже в самом соку, а ломаешься, — сказал другой, чья рука оценивающе сжала левую грудь моей жены, целиком вмещая её, сминая и разжимая вместе с одеждой.

— Перестаньте, у меня муж есть, — возмутилась моя жена, но её беззащитный голос не действовал на них, а только откровенно добавлял красноты в их возбуждённых лицах.

— Ну и что? Делиться надо, — сказал в центре и встал напротив моей жены, выдвигая своё брюхо, где натягивалась рубашка. Под этим мячиком выпирал и другой выступ в месте ширинки брюк.

Я почувствовал, что-то странное. Сначала я хотел резко забежать (всего шагов семь или восемь сделать) и толкнуть этих уродов, чтобы увести с собой мою зажатую между ними бедную жену, но одновременно с ревностью, я с внутренним страхом ощутил как у меня в голове загудело, щёки налило жаром, а кисти похолодели от непривычного чувства. Оно было болевым, я видел, что на честь и главное тело моей жены посягают сразу три мужика, выражая это нагло и варварски щупая своими ручищами её женские прелести. Они были все не последними людьми по статусу, своими крупными габаритами, наручными часами... Я же только всего главный программист на занюханном заводе, который еле сводит концы с концами. Они обладали властью, силой и нахальством, которыми я никогда не пользовался. Это понимание заставляло меня стоять на месте. Я быстро понял, что не смогу справиться с ними. Они легко меня изобьют (всегда высокого и худого) своими кулачищами. И потом даже суд не будет на моей стороне. У них есть деньги, связи, положение, а что есть у меня? Ничего. Я только неудачник, которому повезло жениться на такой красавице...

Но, наблюдая через дверную щель, я почувствовал кроме страха ещё и возбуждение. Оно унижало меня внутри, я призирал себя за это. У меня в трусах набух член, я чувствовал, как горячая кровь пульсирует в нём, отбивая в голову. Это подтверждало меня, как ничтожество, которое стоит на месте в нескольких шагах от собственной законной жены, которую уже нагло ощупывают через одежду чужие возбуждённые мужики, смеясь над своим занятием и над её бесполезным голосом с упоминанием обо мне. Она только отстраняла руку от своей груди, как та спускалась к попке. Она всё время говорила, что замужняя, что не хочет, что ОНА ЗАМУЖНЯЯ (раз в десятый), но те зажали вокруг неё пространство, и тяжело задышав, крепко мяли её женские красоты.

Если бы я выбежал к ним, чтобы отгородить свою жену, то все сразу заметили бы мой торчащий член и красное воспалённое лицо. Но какая разница! У меня на глазах, как только хотят, щупают мою жену и не время думать о стеснении. Можно было бы, потом объяснить, что я был в бешенстве и всё...

Я сжал кулаки, и затрясся от ревности и злости. Это больное извращённое возбуждение немного отлегло. Мозги опять стали разумно рассуждать, подталкивая ударить первому на пути в челюсть и оказаться героем в глазах моей жены, которую я так люблю. Мальчиков всегда в детстве воспитывают, что нужно защищать девочек, заботиться о жёнах...

Но я не забежал. Я поддался...

— Давай, сейчас мы поиграем с моим новым заместителем, — призвал остальных мужик, который впился губами в губы моей жены, схватив её голову на затылке. Она попыталась отбиться, но её руки заломили назад остальные. Этот незнакомый мне мужик шарил языком во рту моей жены, лизал её искривлённые губы, пускал слюни в неё!

Моё сердце заколотилось, как бешеное. Я видел, как по-хамски пробуют в губы мою жену и ничего не делал. Я стоял и только подглядывал, чувствуя внутри отвратительное наслаждение быть вот так униженным перед собой, перед всем, что пытались заложить в меня, как в мужчину отец и дед, перед всеми обязанностями, которые обещал выполнять в загсе, и перед своей любимой женой, когда клялся ей. Я ожидал, что всё пойдёт дальше и боялся этого больше смерти (никогда не представляя, что Юлю могут видеть голой другие глаза не мои), но это было так сильно, так противно, так мерзко к себе... Меня это взяло в оборот. Я со страхом перед будущим только стоял и подглядывал, неслышно утешая мужа внутри себя, шепча, что я ничего не могу, ничего не могу, ничего не могу...

Дрожащей рукой один потянулся к столу и включил радио, откуда громко заиграла песня. Потом он позвал:

— Пока не обслужишь нас никуда не пойдёшь! Давай сука, раздевайся!