Общественная баня

Помнишь такой фильм — «Ирония судьбы»? Про Новый год, однотипные дома и всякую такую хрень. Ну да, я понимаю, тебя ещё не было, когда он появился, но его потом столько раз снова показывали по телеку. А, телевизор не смотришь? Ну, ладно, и правильно. Не важно. Там была такая компания, а у них была традиция — раз в год ходить в баню. От такого похода вся их история и случилась. Но я не об этом.

У меня, видишь ли, тоже такая традиция есть. В смысле — в баню ходить. Но чуть-чуть почаще, раз в неделю. Да, с компанией, конечно. Да, я понимаю, ничего особенного, много кто ходит в баню, хотя сейчас почти у всех есть дома ванна или хотя бы душ. Но ведь баня — это другое. Баня — это... Ну да тебе не понять.

Конечно, многие нынче ходят в баню, только наша баня — особенная. Не, не тем, что четыре парилки. И не тем, что бассейн по размеру почти как настоящий, для плавания. Просто к нам в баню можно приходить всем — и мужчинам, и женщинам. И купальных костюмов практически никто не носит. Потому как купальник или там плавки в бане — это кощунство, профанация и вообще чёрт знает что такое. Ну, правда, новички иногда остаются в каких-то тряпках, но обычно быстро оказываются без них. Или догадываются, что они в нашей бане не свои, и уходят.

Так что у нас там в бане полная, можно сказать, демократия: кто хочет — моется, кто хочет — парится, кто-то намазывается то ли там кофейными выжимками, то ли глиной синей. Говорят, очень полезно. А всё это не очень удобно делать себе самому, ну то есть можно, конечно, но — не то. Поэтому принято друг другу помогать. Ну, там, попарить товарища или помыть. Или спинку помассировать — тоже дело хорошее. И — что характерно, как правило, помогают почему-то противоположному полу, мужчины — женщинам, и наоборот. Не знаю, почему, так уж повелось. Ладно, не перебивай!

Так вот, ходит туда к нам одна парочка, очень симпатичная. Ну, в смысле, она — симпатичная, а он — тоже симпатичный, но не в том смысле. Да прекрати ты подначивать, в конце концов, в каком-каком смысле, в таком вот. Ну просто приятная пара.

Вообще-то, не совсем пара, у него вроде жена есть, у неё тоже — муж и у обоих — семья. Но это всё неважно. Что, как их супруги относятся? Да какая разница, собственно? Как относятся, так и относятся, да и не наше это дело — сами пусть разбираются. Я не о том. О чём? Да ты слушай, а не подгоняй, а то я так до истории и не дойду.

Так вот, значит, они каждый раз, как придут, массаж друг дружке делают. Если по правде, там у нас больших специалистов массажа почти что не водится, так что массируем, так сказать, кто во что горазд. Ну, и понятно, что массаж по телу по Гауссу распределяется. Что, ты про старика Гаусса и его распределение не слышала? Это ж нынче в учебниках проходят. Как не проходят? Ну ни фига ж себе! Эх, до чего ж наше образование довели!

Ладно, объясняю. Шляпу представляешь? Такую высокую, с полями и с верхушкой посередине. Да, вроде как в «Гарри Поттере», только покрасивше. Вот, если ты на неё сбоку посмотришь, то как раз гауссово распределение и получится. То есть в середине много, а по краям — почти ничего. Вот, так и массаж по телу распределяется. Ага, дошло теперь? Понятливая ты моя...

Так, значит, на чём это я остановился? Ага, на массаже. Видишь ли, я этим массажем, можно сказать, и не занимаюсь, по разным там причинам, но, было время, слегка увлекался. А поскольку с этой парочкой был (и продолжаю быть, кстати) в приятелях, так и помогал им иногда. Ну, то есть как помогал. Массировал, стало быть. Нет, только её. Вот что, как-то у меня без имён не получается. Ну, скажем, так, его звали Андрюха, а её — Лиза. Так что их — парой — иногда Лизандром называли. Что, кто такой Лизандр? А я-то откуда знаю? Вроде какой-то герой из компьютерной игрушки. Не знаю, я в них не играю. Не важно.

Важно, что я иногда помогал Андрюшке Лизку массировать. Прямо как сейчас вижу, как она лежит перед нами на спинке, вся такая открытая, блестящая от масла, светленькая — к ней загар почему-то мало приставал, а лицо — всё красное. Почему красное? А ты как думаешь? Не, не пьёт она. Во всяком случае, пьяной я её никогда не видел. Это она стеснялась. Понимаешь, наш массаж был довольно специфический, а мимо люди ходят и видят, как мы её в четыре руки наяриваем. В смысле, массируем. Ну, вот она и краснеет. Стыдно ей, понимаешь. Но приятно.

Почему они не возражали, когда я присоединялся? Ну, не знаю. Наверно, ей хотелось погорячее. А когда двое гм... массируют, определённо выходит погорячее. Почему он не возражал? Не знаю, может, ему тоже так нравилось, а может, её слово тут главнее было. Короче, не возражали, и всё тут.

Особенно мне один такой сеанс массажа запомнился. Натёрли мы, значит, нашу Лизу маслом, всю спинку, ножки сзади, перевернулась она лицом кверху и лежит. Щёки красные, лоб красный, а остальное всё тело белое. И даже волосики на лобке светленькие. Мы с Андреем стоим по разные стороны от массажного стола, каждый со своей стороны масло втирает. В смысле, он со стороны головы, я — со стороны пяточек. Ему грудь, стало быть, досталась, а мне — бёдра. Но, вижу, он меня опережает немного — уже гладит живот, втирает, стало быть, маслице, а я в это время только-только с коленками закончил.

Пришлось мне поднажать, быстренько прошёлся по бёдрам, конечно, больше уделяя внимание внутренней стороне, и уже подбираюсь, так сказать, к пещере наслаждений. Только и тут меня Андрюха опередил — я только ещё начинаю массировать нежные ягодички красавицы Лизы, а он уже руку на лобок положил и пальцами норовит в пещерку зайти. От такого зрелища не только у Лизы щёки горят, но и у меня самого некий конфуз случился. Впрочем, я стою спиной к публике, и это не очень-то и заметно, зато где наши руки обретаются — очень даже видно, и Лизино смущение более чем понятно.

В конце концов, пальцы Андрюхи достигают заветной цели и скрываются в ней. Лиза закрывает глаза. Румянец на её лице цветёт, но она уже не может ни на кого смотреть. Я решаюсь на смелый шаг — медленно продолжая массировать шёлковые «булочки» нашей «пациентки», подбираюсь по спирали к её центру. Когда мой покрытый маслом палец оказывается напротив шоколадной дырочки Лизы, я жду возражений, но их нет. Только на лице её с закрытыми глазами малиновый цвет, кажется, становится ещё темнее. Я, так же медленно начинаю круговыми движениями гладить края сладкого отверстия и постепенно, очень постепенно увеличиваю нажим. Я чувствую, как под действием моего ласкового пальца мышцы Лизиного сфинктера расслабляются и мало-помалу впускают меня. Лиза лежит всё так же неподвижно, закрыв глаза, и лишь её вздымающаяся грудь и пунцовое лицо говорят о том, что она жива и в сознании.

Наконец, первая фаланга моего пальца оказывается внутри Лизиной попки, и я ощущаю неземное блаженство, чувствуя мягкое круговое сжатие в районе сустава и тёплый простор, окружающий саму фалангу. Я начинаю осторожно двигать кончиком пальца, чувствуя какую-то космическую нежность по отношению к прекрасной женщине, доверившейся мне до конца, до того предела, который, кажется, преодолеть невозможно. Член мой стоит, как деревянный; не открывая глаза, Лиза убирает руку из-под головы и обхватывает его. Другой рукой она держит член Андрея, который, похоже, испытывает те же чувства, что и я.

Я продолжаю мягкие вращательные движения в прямой кишке лежащей передо мной женщины и неожиданно чувствую ответное движение. Это — палец Андрея, который, так же, как и я, ласкает Лизу изнутри такими же движениями. Пальцы наши встречаются через тонкую перемычку между Лизиными секретными отверстиями, и мы по-приятельски «здороваемся», конечно, стараясь не делать больно нашей подопечной. Лиза, видимо, чувствует эту «встречу», и на лице её, по-прежнему малинового оттенка, возникает выражение какого-то неземного счастья. «Поздоровавшись», я продолжаю вращательное движение пальцем в задней дырочке лежащей передо мной богини, стараясь проникнуть ещё глубже. Грудь Лизы вздымается всё сильнее, кажется, сердце её хочет выскочить оттуда.

В какой-то момент, когда почти весь мой палец погрузился в божественную мягкую и тёплую полость, я нащупал препятствие. Оно было твёрдым и не позволяло продвинуть палец дальше. Впрочем, это было и не нужно — палец и так вошёл практически на всю длину. Я попробовал пошевелить это препятствие, и оно немного поддалось. Я понял, что это такое.

Ты, наверно, думаешь, что я почувствовал отвращение. Если так, ты глубоко заблуждаешься. Да, я, действительно, человек довольно брезгливый, и практически всегда отходы человеческой жизнедеятельности мне противны. То есть противно даже смотреть на это, не то что там что другое. Но в этот момент я не был, наверно, самим собой. Я всегда хорошо относился к Лизе, и она была приятна мне, как женщина. Надеюсь, что и у неё я вызывал такие же чувства. Однако, она была не моей женщиной, и у меня с ней даже никогда не было секса. Ну, я имею в виду «нормальный» секс. А в этот момент, когда она впустила меня в свою тайную, запретную зону, в свою, так сказать, святая святых, я чувствовал к ней такую испепеляющую нежность, такое единство страсти и желания, что готов был бы благоговейно лизать языком эту неожиданную преграду, если бы мог это сделать, не компрометируя её пуще прежнего. Ты это понимаешь? Да где тебе!

Увы, ничего этого я сделать не мог. Я даже не имел возможности довести её до оргазма, даже попытаться, используя свои руки, язык, нос, короче, всё, что у меня было. Хотя, как мне кажется, она была близка к нему. Всё, что я мог — это было ещё раз пошевелить пальцем в её восхитительной задней дырочке, чтобы она ощутила движение в той желанной и недоступной глубине своего тела, куда мой палец проникнуть не мог. Она почувствовала это движение, как мне кажется, и вздохнула с лёгкой улыбкой. Пора была заканчивать наш сеанс. Всё хорошее, как говорится, кончается, закончился и этот банный день. Но хотя мне и кажется порой, что всё это происходило не со мной и вообще в другом мире, моё сердце, бьющееся сильнее, когда я встречаю Лизу, знает, что это было, и что такие моменты — это то, ради чего стоит жить на этой печальной планете.